Александр ФАЙНБЕРГ

 

Будь только тем, кем быть дано

 

* * *

 

Когда в твоих руках чужие судьбы,

в стране любой, в любую из годин

да будут справедливы твои судьи,

не знающий покоя властелин.

 

Коран ты чтишь иль осенен крещеньем,

работай от зари и до зари.

Не опоздай к виновному с прощеньем,

поспешным гневом бед не натвори.

 

Покуда в небе солнце не погасло,

не для утех землей своей владей.

Лиши себя и славы, и богатства

и властвуй не людьми, а для людей.

 

Пусть не увижу райской благодати,

но повторю, сходя к могильной мгле, –

лишь тот, кто власть приемлет,

                                  как распятье,

достоин власти бога на земле.

 

 

* * *

 

Надежду утратив, подняв два крыла

                                    над спиной,

мой ангел-хранитель прощается нынче

                                       со мной.

Прощается ангел, досаду в глазах не тая.

Уходит к другому, который счастливей

                                          меня

 

Уходит к тому, кто в краю этих красных

                                         рябин

хоть горькой отчизны, но все-таки

                               признанный сын.

 

Я чуял, я знал – по уделу дано моему

к последней черте, точно зверю, идти

                                      одному.

 

Ты прав, белый ангел. Прости, что берег

                                      меня зря.

Но я ль виноват, что чужбина –

                                  отчизна моя?

 

 

Старая песенка

 

На окраине базара,

                     где стучат, лудят, паяют,

Пиво пьют и матерятся

                   так, что пыль летит с ушей,

у ворот стоит точильщик

                   в шляпе с драными полями,

свищут искры из-под лезвий

                      старых ножниц и ножей.

 

На окраину базара

                     прихожу я по привычке,

Здесь когда-то в море плеска

                       самых разных голосов

из окна простые гаммы

                    вылетали, словно птички,

и порхали над шипеньем

                    жарких летних примусов.

 

Я ходил во двор зеленый.

                 Ждал босой, в линялой майке,

чуть помешанный от книжек

                              про далекие моря.

Во дворе белье стирали

                          деловитые хозяйки,

и несли с базара сумки,

                         и косились на меня.

Там висели и скрипели

                      на одной петле ворота.

Облетала штукатурка.

                     Белый змей над головой.

И она через дорогу

                 с голубою папкой нотной,

как по клавишам, бежала

                    по булыжной мостовой.

 

А под осень, а под осень

                     тир закрыли на базаре.

Стали голыми деревья,

                мокрый снег пошел зимой.

На крыльце в тулупах люди

                     вещи старые связали.

И молчало пианино

                      на машине грузовой.

 

Я стоял в пальто потертом

                   и братишкиной ушанке.

Там от снега

              гнулись ветки,

                       провисали провода.

Шла к машине в белой шубке

                    и на варежки дышала.

Дверцей хлопнула железной

                      и пропала навсегда.

 

Снова лето голубое

                      на окраине базара.

Снова камеры латают,

                     починяют примуса.

Сколько лет прошло – не знаю.

               «До свиданья» не сказала.

Золотой скрипичный ключик

                  в нотной папке унесла.

 

Потерял давно точильщик

              шляпу с драными полями.

Поседел он и согнулся,

                  превратился в старика.

Над окраиной базара,

                   где стучат,

                              лудят,

                                   паяют,

облака плывут по небу,

                          облака.

 

 

Снос

 

Листва сухая на айване.

На ветхой мазанке – замок.

Кривая речка меж развалин.

Холодной осени дымок.

 

На берегу – забытый чайник.

И под зеленою луной

плакучих ив салют печальный

над обреченной чайханой.

 

 

Родина

 

Меж знойными квадратами полей

она легла до горного отрога –

гудроновая старая дорога

в тени пирамидальных тополей.

 

Я в юности не раз ходил по ней

с теодолитом и кривой треногой.

Я пил айран в той мазанке убогой,

где и теперь ни окон, ни дверей.

 

Печальный край. Но именно отсюда

я родом был, я родом есть и буду.

Ау, Европа! Я не знаю Вас.

 

Вдали орла безмолвное круженье.

В зубах травинка. Соль у самых глаз.

И горестно, и счастливо мгновенье.

 

 

Переводы

 

Алишер НАВОИ

 

* * *

 

Кто в любви бывал несчастен и страдания узнал,

Знает: то несчастье – благо. Не напрасно он страдал.

 

О любовь! Чиста, как жемчуг, даже пыль с ее дорог.

Яркий блеск светил небесных рядом с нею бледен стал.

 

Тот, кто пил из грубой чаши чистое вино любви,

Чашу знатную Джемшида никогда не выбирал.

 

Хоть любовь царит и красит все небесные дворцы,

Кто влюблен, одежд богатых никогда не надевал.

 

Кто однажды был пронизан ярким пламенем любви,

Тот в халате златотканом от мгновенной вспышки стал.

 

От огня ее святого, как от молнии небес,

Гибли троны и короны. Ветер пепел раздувал.

 

Пусть корона золотая. Для чего тебе она,

Если ты, в любви сгорая, в этом мире дымом стал?

 

И короной, и богатством станет искорка ее.

Пусть она спалит мне сердце. Разве жребий этот мал?

 

Дай вина мне, кравчий, чище всех источников в раю,

Но чтоб в нем светло и жарко пламень адский полыхал.

 

И тогда в аду глубоком слезы чистые мои

Пламя сделают слабее, чтоб народ не так страдал.

 

Навои, когда взглянула на простой твой труд любовь,

В царственном ее убранстве каждый стих твой засиял.

 

 

* * *

 

Коль пришла пора цветенья, каждой розе – соловей.

Плачь, птенец больного сердца, чистой скорби слезы лей.

 

От любви, подобно розе, это сердце зацвело.

Аромат теряет роза, если я в разлуке с ней.

 

По единственной любимой стон мой сердце разбудил.

Дуй в бутон, разлуки ветер. Лепестки его рассей.

 

От любви худой и слабый, я поник у ног твоих.

Предо мной твой стан восходит. Кипариса он стройней.

 

Ты становишься колючкой, а не розой соловью.

Воскрешая, убиваешь с каждым разом всё верней.

 

Я любил, страдал и плакал, но отшельником не стал.

Дай вина, кабатчик добрый, чтоб жилось мне веселей.

 

Жизнь проходит, словно ветер. Веселись же, Навои.

Ты б достиг всего на свете. Только ветер – он быстрей.