В ПАМЯТЬ О ВСТРЕЧАХ. АНАСТАСИЯ ЦВЕТАЕВА

26 сентября 1980 года, будучи в Москве, я с большим букетом пришла в дом  к Анастасии Ивановне Цветаевой. Она удивилась:

— А зачем цветы?

— Как же, ведь сегодня день рождения Марины!

—  26 сентября – это по старому стилю, а по-новому – 9 октября.

          Это была  моя вторая встреча с Анастасией Ивановной. Впервые я пришла в ее дом в 1978-м, когда она жила по улице Горького, в коммунальной квартире, в десятиметровой комнатке, пространство которой занимал концертный рояль.

В память о той встрече осталась ее дарственная надпись на школьной тетрадочке, в которую были выписаны стихи Марины, ибо купить сборник ее стихов было невозможно.

         Через два года, вновь оказавшись в Москве, я опять решила навестить Анастасию Ивановну. Но по старому адресу ее не оказалось. Анастасия Ивановна переехала в однокомнатную квартиру, недалеко от Садового кольца. На стенах висели фотографии, которые я с благоговением рассматривала, и тот же стоял концертный рояль…

    —  Анастасия Ивановна, а есть ли на фотографии Маврикий Александрович Минц, которому Марина посвятила стихотворение «Мне нравится, что вы больны не мной»?

    —  Конечно, есть. Это же мой муж. Видите на снимке — маленький рыжий еврей, Маврикий Александрович? На снимке — Маринас Алей, я с Андреем и за нами — Сергей Эфрон и Маврикий, ему и посвятила Марина стихотворение. Вы знаете его наизусть? Прочтите. И я прочла вслух эти хрестоматийные строки.

Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем ни ночью — всуе…
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас над головами,
За то, что Вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не Вами.

 

    — Многие не понимают этого стихотворения, ищут подтекст, второй смысл. А никакого второго смысла нет. Мне было 20 лет, я рассталась со своим первым мужем. На моих руках – двухлетний сын Андрюша. Когда Маврикий Александрович впервые переступил порог моего дома (выполнял просьбу друга), мы проговорили целый день. Он был поражен, что я уже автор романа «Королевские размышления» и пишу второй роман. Я свободно владела иностранными языками, были живопись, музыка — все, что мы с Мариной унаследовали от матери. Он сделал мне предложение. Я стала его женой. Но когда Маврикий Александрович познакомился с Мариной — он ахнул! Марине 22 года, и она уже автор двух поэтических сборников, у нее прекрасный муж и двухлетняя дочь. Марина в те счастливые годы была хороша собой — белоснежная кожа с легким румянцем, красивые вьющиеся волосы. Маврикий Александрович любовался Мариной, она это чувствовала и — краснела. Марина была благодарна Маврикию Александровичу за то, что я не одинока, что меня любят... Вот об этом стихотворение. Марине — «нравилось», и никакого второго смысла в нем нет.

     Оказывается, «другой», которую спокойно обнимал Маврикий, была ее сестра Асенька, с ней Марина не разлучалась все детство, юность.

     Но смысла стихотворения не понимала не только я. Не понял его и композитор Микаэл Таривердиев, который написал музыку на эти стихи, ставшие столь популярными после выхода фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или с легким паром». Героиня фильма исполнила романс голосом Аллы Пугачевой. В книге М. Таривердиева «Я просто живу» я прочла, что он объяснял Алле Пугачевой, как надо петь и понимать М. Цветаеву: «...Алла, тебе же не нравится, что вы больны не мной, у Цветаевой именно этот смысл. А ты сейчас поешь, что тебе нравится. Она-то хочет, чтобы были больны ею, а говорит другое – и  возникает глубина».
Нет, Марине нравилось, что любят ее сестру, Асеньку...

       Маврикий Александрович оказался таким родным, заботливым, надежным. Когда родился сын Алеша, в городе Александрове, где жили Анастасия Ивановна с детьми и с Маврикием, в доме случился пожар. И Маврикий первого вынес Андрея, а только потом Алешеньку, которому было всего 11 месяцев. 

        Анастасия Ивановна с двумя малышами уехала в Феодосию, Маврикий Александрович — в Москву. И вдруг телеграмма сот Марины: у Маврикия гнойный аппендицит. Анастасия Ивановна оставив детей, выехала в Москву, но опоздала. Маврикия похоронили, он умер по вине врачей. Ему был 31 год.

         К моменту рассказа Анастасия  Ивановна была в весьма преклонных лотах, но память ее продолжала быть безупречной — она назвала мне дату смерти Маврикия Александровича  Минца  (24 мая 1917 года)  и фамилии хирургов, которые отказались  сделать операцию: Руднев и Спижарный. Я записала обе этих фамилии, надеясь, что когда-нибудь мне удастся об этом поведать.

       Вернувшись в Феодосию, Анастасия Ивановна застала детей больными. Алешенька скончался, Андрюша выжил...

Только два года с «маленьким рыжим евреем» была счастлива Анастасия             Ивановна.  Еврейство было «страстью» семьи Цветаевых. Марина в анкете, говоря о матери, писала: «страсть к еврейству». Эту фразу во всех публикациях обычно вымарывали, главу из «Воспоминаний» А. И. Цветаевой, где она пишет о любви к евреям, изымали тоже. А я переписала. Вот выдержка:

«Мы.едем в Россию… Блеск итальянских глаз у еврейских детей красавцев!

...На лоб они надевают маленькие черные коробочки. Голоса их — особенные, не похожие на обычные голоса... Смотрим, слушаем, запоминаем — навек. Мама и мы любим этот народ, гонимый другими народами, древний, таинственный, невиновный в своем несчастье...»

      У Марины Цветаевой муж Сергей Эфрон — еврей, в которого 18-летняя Марина влюбилась с первого взгляда. Сергей был даже младше на год.

     Вот запись из дневника Марины от 16 апреля 1925 года: «У меня с... тайный договор, заключаемый первым взглядом». (М. Цветаева. Неизданное. Сводные тетради. М.. «Эллис Лак». 1997. сто. 356.)

       Надписывая мне фотографию, Анастасия Ивановна поставила дату — 26 сентября 1980 года и прибавила: «в почти 86 лет». Я удивилась:

      — Почему почти?

     — Завтра мой день рождения, приходите обязательно.

     Посмотрев на фото, воскликнула:

     — Какая я здесь молоденькая! — и дописала сбоку: мне 77 лет.

     Когда гостья из Перми, уходя, решилась обратиться к Анастасии Ивановне с вопросом: «А за что вас посадили?»  — Анастасия Ивановна возмутилась:

     — А за что всех сажали?!

     17 лет тюрем, ссылок, лесоповал, Сибирь. Посадили и ее сына Андрея, который выбрал мирную профессию строителя, хотя великолепно рисовал.

     27 сентября, на следующий день, я опять пришла к Анастасии Ивановне. Она попросила меня пойти к часовому мастеру и отремонтировать ее наручные часы «Звездочку». В мастерской у меня их не взяли — старые и ремонту не подлежат. Я купила новые наручные часы и радостная пришла к Анастасии Ивановне. Она посмотрела на меня:

    —  Эту «Звездочку» привез мне в Сибирь Андрей.

     И еще раз Анастасия Ивановна преподала мне урок памяти. Она собиралась в Коктебель, укладывая в чемодан незамысловатые вещи: трикотажный спортивный костюм, старенькую шаль, шапочку.

     —  Эту шапочку мне Рита связала, моя внучка.  И подушечку вышила Рита. Я ее всегда с собой в дорогу беру.

     Заталкивая в чемодан том своих «Воспоминаний» на английском языке, который корректировала, сетовала:

     —  Вот англичане не поместили в книгу ни одну фотографию, слепая книга. А ваш сын сделал такие чудесные снимки ( я принесла Анастасии Ивановне пачку переснятых с книг фотографий – для гостей. – И. Г.).

         Чемодан не закрывался, он был с дефектом – крышка западала внутрь. Ничуть не расстраиваясь, Анастасия Ивановна перевязала чемодан веревкой.  Я, выполняя ее просьбу отправить бандероль, зашла в магазин и купила новый чемодан. Анастасия Ивановна улыбнулась:

     —  Ведь и этот чемодан мне Риточка подарила…

      Вскоре пришла Рита поздравлять бабушку с днем рождения, и Анастасия Ивановна надписала ей свою фотографию. Там были такие слова: «Желаю тебе душевного спокойствия». Рита возмутилась:

      — Зачем мне душевное спокойствие?

Анастасия Ивановна, глядя на внучку, сказала:

     — Рита по своему характеру напоминает мне Марину... Только вот волосы покрасила, блондинкой стала. И очень обращает внимание на одежду. Гидом работает, американцев по Москве возит. Пригодился мой английский язык, которому я обучала ее в Сибири.

     Я спросила. Риту, есть ли у нее сборник стихов Марины  Цветаевой из «Большой серии» Библиотеки поэта.

     — Не было, купить-то ведь невозможно. Но как-то я завела своих туристов-американцев в валютную «Березку» и сказала, что это стихи моей близкой родственницы, а книгу я достать не могу. Американцы купили и подарили мне книгу.

     Вскоре Рита ушла. Анастасия Ивановна читала мне стихи Марины, она их помнила наизусть с детства. Как жаль, что у меня не было диктофона и я не могла записать ее голос! Нет, кажется, и записей Марины. В юности Марина и Ася читали стихи в унисон. Я вслушивалась в голос, стараясь сохранить его в себе, и когда я читаю Марину перед аудиторией, то одно из ее стихотворений я произношу голосом Анастасии Ивановны: монотонно, как по нотам. 

Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы — и что ей хаты!
Что Чингисхан ей и что — Орда!
Два — на миру - у меня врага,
Два близнеца — неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых!

 

       Была у меня еще одна встреча с А. Цветаевой в Коктебеле. Я прилетала туда вместе с сыном на три дня, чтобы отметить 90-летие со дня рождения Марины. Мы засняли  Анастасию Ивановну на кинопленку, а надпись на фотографии, сделанная в те дни, такова: «На добрую память о Марининой и моей юности — ко дню ее 90-летия. С добрыми пожеланиями. 9 октября 1982 г». И сбоку — «Коктебель тот же, что был в 1911 году».

         Анастасия Ивановна Цветаева не дожила до своего 100-летия год. Она умерла 5 сентября 1993-го.

 

Источник: Газета «Вести» от 9 сентября 2004 года.

 

Инна Галант