Мы освещаем новости культуры Узбекистана: театр, кино, музыка, история, литература, просвещение и многое другое. |
|
|
28.06.2016 / 06:55:32
Вернисаж портретов Анны Ахматовой в "Мангалочьем дворике"В Ташкенте 23 июня отметили 127 лет со дня рождения Анны Ахматовой (1889-1966) в «Мангалочьем дворике», носящем имя «властительницы дум» не только «Серебряного века», но всего ХХ-го и уже начала XXI веков. Её «Муза», как пушкинская цевница в «Золотом веке», была «залогом и утешением», она продолжает наполнять своими мужественными эпическими и нежнейшими лирическими звуками настоящее и посылает свой голос в далёкое будущее, потому что «область поэзии», как сказал Л.Н. Толстой, бесконечна. Поэтому все пришедшие активисты музея и гости в этот день в «Мангалочий дворик Анны Ахматовой» при РЦНК в РУ поддержали слова его бессменного директора А.В. Маркевич: «Дай, Бог, нам всем здесь отметить ещё не один её круглый юбилей». Ко дню рождения Анны Ахматовой был приурочен вернисаж её портретов кисти разных художников, приоткрывавших для любителей поэзии «Серебряного века» неоднозначную, протяжённую во времени и пространстве «вторую Музу», в истоке которой с очень большим сходством в 1913 году был написан стихотворный автопортрет самой Ахматовой. Это стихотворение прочитал филолог и знаток «Серебряного века» Вадим Фомичёв, подготовивший интересный доклад об известных шедеврах и неизвестных портретах в изографии Анны Ахматовой на протяжении её жизни: На шее мелких четок ряд, В широкой муфте руку прячу, Глаза рассеянно глядят И больше никогда не плачут.
И кажется лицо бледней От лиловеющего шёлка. Почти доходит до бровей Моя незавитая чёлка.
И не похожа на полёт Походка медленная эта, Как будто под ногами плот, А не квадратики паркета.
А бледный рот слегка разжат. Неровно трудное дыханье, И на груди моей дрожат Цветы небывшего свиданья.
Этому автопортрету соответствовал внешний облик молодой Анны Ахматовой, почти напевно читавшей в 1913-14 гг. свои ранние стихи в ночном кабачке «Бродячая собака», расписанном Сергеем Судейкиным и посещаемым литературно-художественной богемой Петербурга – Александром Блоком, Валерием Брюсовым, Андреем Белым, Георгием Ивановым, Велимиром Хлебниковым, Николаем Гумилёвым, Владимиром Маяковским и многими другими. Такой печальной красавицей, скромной отшельницей, наряженной в модное платье светской прелестницей её запомнили и позднее по-разному воспроизвели в 1921 году – один пером, другой – в красках, гуашью – Юрий Анненков; в разные годы – Натан Альтман, Кузьма Петров-Водкин и многие другие художники. За каждым портретом стоит целая невыдуманная история жизни и русской культуры. Один из лучших портретов Анны Ахматовой находится в Государственной Третьяковской Галерее (1914 г.). Его автор Натан Альтман встретился с Ахматовой случайно — в артистическом подвале «Бродячая собака» в 1913 году, где собирались самые модные поэты, композиторы, художники, и жизнь богемы била ключом. Анна тогда была никому не известной 20-летней «девушкой из России», приехавшей в гости к 27-летнему Модильяни. Художник был поражен ее обликом, который еще не определился в парижские времена: знаменитой челкой, неизменной шалью, воспетой Блоком и Мандельштамом, и вообще, великолепным уменьем нести бремя своей внезапной славы, уже придававшей этой молодой женщине, его ровеснице, нечто царственное. Он сразу же попросил Ахматову позировать ему, она согласилась, и вскоре начались долгие сеансы в мастерской-мансарде на Васильевском острове. Натан был «ярый авангардист», и когда он предложил Анне написать ее портрет, Модильяни от души расхохотался – мол, ты же увлекаешься кубизмом – как ты справишься с такой фигурой? Удивительно, на первый взгляд, что альтмановский портрет Ахматовой оказался полемически заострен против того ее облика или, если угодно, образа, который в ту пору был уже неотделим от нее и при встрече так поразил самого художника. Работая, Альтман как бы спорил с очевидностью и старался переубедить себя. И правда, где царскосельская осанка, смутность, скорбность? Где «пенье и слезы Ахматовой» (Хлебников)? Нет и тени плакальщицы и вещуньи. Альтман писал женщину футуристической эпохи, которой сродни урбанистический ритм; писал в ней уверенность в себе, здоровье, почти акробатическую гибкость фигуры. Как известно, в любом портрете есть свой подтекст и скрытая драматургия. И если можно только догадываться о мотивах, заставивших Альтмана переосмыслить образ Ахматовой, то все-таки следует сказать, что основания для переосмысления у него были. Когда писался этот портрет, Ахматова жила в Петербурге одна, «покинув рощи родины священной и дом, где Муза Плача изнывала», иными словами — Царское Село и дом Гумилева. Наступил ее окончательный разрыв с Гумилевым, и начиналась как бы другая жизнь, и она испытывала чувство нового рождения, и, наверное, еще сама не представляла, какой она будет,— так, по крайней мере, заставляет думать этот мотив узнавания себя как бы заново, звучащий в стихах об альтмановском портрете:
Как в зеркало, глядела я тревожно На серый холст, и с каждою неделей Все горше и страннее было сходство Мое с моим изображеньем новым...
Это один из лучших портретов Альтмана, один из тех, в которых его эклектическое пристрастие к соединению несоединимого порождало неожиданный эффект. Если опустить лирический подтекст, то портрет Ахматовой — это типично светский портрет и вместе с тем — портрет авангардистский. В таком смешении стилей есть острота, есть и эстетическая оправданность. Натану удался самый поэтический портрет молодой Ахматовой. Он сумел простыми (как авангардист) геометрическими линиями показать ее сложные поэтические строки, а различные голубые оттенки фона картины передают глубину ее поэзии. В Государственной Третьяковской Галерее нельзя пройти мимо живописного портрета Анны Ахматовой кисти Кузьмы Петрова-Водкина (1922 г.), автора известной картины «Купание красного коня». В отличие от тех, кто обычно подчеркивал эффектный и красивый облик поэтессы, Кузьма Сергеевич оттенил в ее лице строгую сосредоточенность, серьезную работу мысли. Она как бы прислушивается к своей музе-вдохновительнице, зримый облик которой тоже изображен художником за головой поэтессы. Петров-Водкин никогда Ахматову как женщину не любил. По определению... Возможно, потому придал ей мужские черты лица... И, будучи для многих «вещью в себе», показал поэтессу в «любимых тонах», поэтически задумчивой, творцом, имитируя греческий стиль. Мартирос Сарьян написал портрет Анны Ахматовой в 1946 г. Рисунок сейчас хранится в ГТГ (Москва), а живописный портрет – в Ереванской картинной галерее, которому он явно придал греко-армянские черты. Портрет А. А. Ахматовой был написан сразу же после постановления ЦК и доклада Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград». И если бесконечно усталая и оскорбленная женщина согласилась позировать художнику, то, по-видимому, лишь потому, что сознавала гражданское мужество его поступка. Ахматова позировала в московской мастерской Сарьяна, на улице Горького, близ памятника Юрию Долгорукому. Работая над портретом, Сарьян сделал три карандашных рисунка. Один из них находится в Москве, в Третьяковской галерее, другой в Италии, третий в Румынии. Сарьян работал над портретом четыре дня, на пятый сеанс Ахматова, заболев, не пришла. Портрет остался незавершенным - не проработаны руки модели. «В конце 60-х годов,- рассказывает искусствовед Шаэн Хачатрян,- в моем и Минаса Аветисяна присутствии Сарьян так и эдак разглядывал свою Ахматову, сетовал, что не успел доделать дело в срок, а потом решительно вымолвил: «Срежу руки, и все тут». И срезал бы, да вмешался Минас: «Пусть будет, как есть. Время не поправишь». Шли годы, нанося свои безжалостные коррективы во внутренний и внешний облик гордой красавицы. Грусть, - вспоминает Ю. Анненский, - была, действительно, наиболее характерным выражением лица Ахматовой. Даже – когда она улыбалась. И грусть делало её лицо особенно красивым. Невозможно было оторваться от её лица: глаза, губы, вся её стройность были тоже символом поэзии. До последних дней Ахматова, даже потучневшая, не утратила былую королевскую стать и стройность, символизировавшие её поэзию, б.м., поэтому она оставалась всегда привлекательной моделью для многих художников. В Государственном литературном музее России хранится портретный рисунок Анны Андреевны Ахматовой в преклонном возрасте, выполненный певцом старой Москвы Михаилом Ивановым, родным сыном Исаака Бабеля и приёмным сыном Всеволода Иванова, в 1964году. К Всеволоду Иванову всегда приходила масса людей, известных и в литературе, и в искусстве. В 1963 году там у них М. Иванов познакомился с Анной Ахматовой и предложил ей написать её портрет. Она тогда жила на квартире у профессора МГУ А.В.Западова. Художник быстренько собрал все принадлежности и поехал к ней, получив её согласие позировать ему. Анна Андреевна сразу предупредила, что долго позировать не может. Она к тому времени уже перенесла два инфаркта, сказала: ну, максимум - час. Художник тогда в течение пяти встреч-сеансов нарисовал портрет, он сразу же пошел в Манеж на выставку работ московских художников, а потом его приобрел Государственный литературный музей России. Во время этих сеансов художника не покидало ощущение, что его модель намного ярче, чем любое её изображение.
|
|